Книга повествует о том, как автору посчастливилось посетить уцелевший до нашего времени храм Великой Тартарии, изучить древние карты исчезнувших ныне континентов и свитки, хранящиеся в библиотеке святилища, побывать глубоко под землёй и оказаться в гигантской защитной капсуле одной из древних, погибшей более миллиарда лет назад, цивилизации, от своих друзей-хранителей узнать причину её гибели.
Все приключения, описанные в произведении, сопровождаются лекциями о материально-полевой структуре, которая управляет нашей рыночной техногенной цивилизацией.
Во второй части книги автор снова встречается с пасечником, который погружает его в знание общих единых законов Мироздания и объясняет причину заката и гибели на Земле рыночной псевдодемократии.
Приобрести книгу Георгия Сидорова «Хронолого-эзотерический анализ развития современной цивилизации. Книга 6. Система и Общие единые законы Мироздания»: в нашем интернет-магазине!
...
Глава 20. Путешествие верхом на лосях. Арийский код. Преисподняя. Последнее убежище инсектов.
Отказавшись от ужина, я поплёлся в свою комнату. Избыток информации меня просто раздавил. Эти двое мне подробно рассказали то, о чём я никогда и не подозревал. Больше всего меня поразила информация о том, что никакой арийской генетики в природе не существует. Гаплогруппа R1a1 указывает не на расу, а на определённые психофизические качества. То, что она в какой-то степени совпадает с расовым типом, показателем расовости не является. В генетике человека есть что-то ещё, что влияет на его мировоззрение и поведение. Оно и является подлинным показателем расовости, но не то, что предполагают некоторые учёные. Гаплогруппа R1a1 может быть у кого угодно, даже у лунатиков или марсиан.
«Интересно, – думал я, лёжа под одеялом, – что мне показали жрецы? Что там была за столица? Неужели легендарная Грастиана?»
Я припомнил, что недалеко от поляны виднелся кедрач.
«Наверное, мне показали события, которые происходили на севере, – рассуждал я. – В степи и лесостепи кедры не растут».
– Правильно мыслишь, – вдруг услышал внутри себя я голос Чердынцева. – Если так дальше пойдёт, то в твоей голове может появиться и вторая извилина.
– Тебе обязательно надо меня подслушивать?!
– А ты закрывайся! Сколько можно тебе об этом напоминать? Неважно, что вокруг друзья. Это закон, который ты никогда не должен забывать.
– Хорошо, ответил я волхву мысленно. – Больше не буду.
Закрыв глаза, я попытался расслабиться и уснуть, но сон почему-то не приходил.
«Вот почему шумерские орнаменты находят от Сахалина до Карпат, – думал я. – Почему вдруг украинцы объявили свою страну прародиной шумеров? Там у них знаменитая «каменная могила», на ней найдены те же знаки, что и на побережье Персидского залива».
Что это за знаки я не знал, но о них краем уха слышал. То, что сибирские носители шумерской культуры расселились далеко на юг, меня не удивило. Менялся климат, люди искали, где им лучше. Меня удивило другое.
«Зачем всё это надо скрывать? Делать вид, что шумеры Персидского залива свалились откуда-то с неба. До чего же докатились западные русофобы. Признать, что шумерская цивилизация пришла в Месопотамию с территории России, они никак не могут. Это выше их сил. Если во всеуслышание заявить, что славяне, германцы и кельты близкие родственники шумерам, славяне, вообще, являются частью этого древнего этноса, то тогда надо как-то объяснить, почему шумеры имели самую передовую по тем временам цивилизацию. Естественно, на пустом месте цивилизации не возникают. Тогда по логике вещей надо признать нас славян и наших ближайших родственников, германцев и кельтов, родоначальниками всего того, чего достигло современное человечество. А как же тогда библейский богоизбранный народ, который подарил человечеству представление об единобожии? То, что Библия или Тора являются плагиатом древних шумерских текстов, знают многие, но почему-то молчат. Вопрос: почему? Потому что всё вокруг: и наука, и искусство, и религия, и богоборческая рыночная экономика – управляется материально-полевой, имеющей своё собственное сознание, структурой. Той, которую мои друзья-волхвы назвали «Системой». Куда ни кинь, везде Система, – думал я. – Она поработила человечество и тащит его к пропасти. Самое печальное, что люди сами создали на Земле этот сатанизм, питают его своей энергией и не осознают, что творят».
С этими мыслями мне удалось кое-как заснуть. Проснулся я от бравой песни Чердынцева:
Вихри враждебные веют над нами,
Тёмные силы нас злобно гнетут.
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас ещё судьбы безвестные ждут.
Но мы подымем гордо и смело
Знамя борьбы за арийское дело,
Знамя великой борьбы всех народов
За лучший мир, за святую свободу…
– Хватит базлать, я уже встал! – крикнул я своему другу, поднимаясь с постели. – Ты своим голосом всех местных мышей доведёшь до инфаркта.
– Это я-то базлаю?! – появился в дверном проёме волхв. – Когда ты всю ночь храпишь, как трактор, – ничего. А когда я запел свою любимую, многоголосную, душевную, то получается, что я базлаю?
– Многоголосную? Ты слышал? – донёсся из столовой голос Велемира. – Он своё карканье называет многоголосием. Какой-то скрип таёжный, и мы должны его слушать и нахваливать.
– Потому что эта песня душевная… – пробурчал я.
– Ну и дурни же вы, – осклабился Чердынцев. – От моего пения даже мёртвые поднимаются. Этот, с одной извилиной в башке, – показал он на меня. – Чемпион мира по храпу. Всю ночь заливался то жалейно, то с издёвкой. И ещё всей этой своей какофонией умудрялся так аккомпонировать, что одеяло становилось дыбом. Но я по-джентельменски такой срам терпел.
– Он же твой скрип, назвал тем словом, какое он заслужил, – вошёл в комнату Велемир. – Ты вот что, – обратился жрец ко мне, – этого просмешника не слушай. Никакой ты не чемпион по храпу, он всё это придумал. И фунить ты тоже слабак.
– Не скажи! – попытался встрять в разговор хранитель.
– Не придумывай, чего нет! – оборвал Чердынцева Велемир. – Вот что, – окинул он и меня и просмешника своим взглядом. – Оба быстро к столу и собираемся.
– Куда?
– В одно место, тайное и далёкое. Мы вчера решили тебе кое-что показать, потому у нас с утра, – кивнул головой Велемир в сторону Чердынцева, – и такое хорошее настроение.
– Давай в темпе! – посерьёзнел хозяин озера. Мы тебя ждём.
– А как же мороз? – спросил я, усаживаясь за стол. – На дворе вчера морозило под шестьдесят.
– То было вчера, юноша. Сегодня полегчает. На пору дней, пока мы будем в дороге…
– Но всё равно в сильный мороз на лыжах идти опасно. Если сломается лыжа, то можно и окочуриться… – окинул я взглядом хранителей.
– С чего ты взял, что мы отправимся на лыжах? – повернулся ко мне Велемир.
– А на чём же тогда? В такой мороз и на снегоходах опасно.
– Мы поедем верхом на лосях, дружище. Ты думаешь, я просто так организовал лосиную ферму? Лучше лося в тайге нет транспорта. Ему не надобен бензин, питается этот зверь ветками, проходимость у него абсолютная, так что не переживай.
– Мы что поедем на нартах?
– Верхом, только верхом. На нартах там не пройти: крены, горы, скалы и глубокий снег.
– Но я никогда на лосях верхом не ездил.
– Вот и попробуешь. Дело не хитрое. Поедем на лосях, они хорошо объезжены, смирные и понятливые.
– И ещё тёплые, – добавил Чердынцев. – Сидишь на лосе, как на печи. На коне зимой попрохладней.
– А лосихи-то твои где? Их что ловить придётся? – не унимался я .
– Да они давно в ограде стоят, жуют веники и нас поджидают.
– Велемир, пока мы спали, сходил в лес, поймал лосих, оседлал и ещё успел их покормить.
– Вот оно что? – удивился я. – Но ведь лоси меня не знают!
– Ну и что? Я же тебе сказал, что они очень умные и понятливые звери.
– А если копытом ткнёт от большого ума?
– Не ткнёт, успокойся. Ты просто не знаешь лосей.
– Он их хорошо знает, – покосился на меня Чердынцев. – В гастрономическом виде: жареными, варёными, свежеморожеными… и тому подобное.
От слов хозяина озера Велемир помрачнел.
– Знаток, ты я вижу, аховый. Ну ладно, думаю эта поездка пойдёт тебе на пользу: поймёшь сколько человечество теряет, превратив фактически одомашненного зверя снова в дикого.
Быстро позавтракав, мы оделись и вышли во двор. С нами нехотя попёрлись и собаки. Было видно, что псы успели привыкнуть к теплу, и лютый мороз их не радовал. Мы зашли за угол дома и увидели трёх осёдланных и привязанных к забору лосих. Одна была чуть посветлее и заметно крупнее других. К моему удивлению, собаки не обратили на лосей ни малейшего внимания. Они уселись на снег и стали наблюдать, как лоси лакомятся сосновыми вениками.
– Они давно знают друг друга, – объяснил поведение собак Чердынцев.
– Эта Марта, – показал на лосиху, что покрупнее, Велемир. – Мать вот этих подруг. Они сёстры погодки.
– А на какой поеду я?
– На Марте и поедешь. Она старая и спокойная.
– И ещё хорошо объезженная, – услышал я голос Чердынцева.
– Не бойся. Подойди к ней, представься и дай ей вот это, – протянул волхв связку сушёных белых грибов. – Лоси белые обожают, особенно зимой.
Преодолев свой страх, я подошёл к Марте и стал гладить её по шее. Сначала лосиха прижала уши и насторожилась, но через минуту, окинув меня умными глазами, она почти успокоилась. Когда я показал ей грибы, то она тут же ко мне повернулась и стала ловить лакомство своими губами.
– Всю связку давать не надо, – услышал я голос Велемира. – Там капроновая нить, её желудок животного не переваривает. Надо снимать грибы по одному и угощать ими лося с ладони.
Так я и делал, и вскоре отношения мои с Мартой стали вполне дружескими. Лосиха смотрела на меня спокойным взглядом, давала себя гладить и ласкать.
– Ну что, трогаем? – спросил меня Велемир, глядя на наши с Мартой отношения. – Она тебе полностью доверяет. Прыгай в седло и вперёд!
– Вы меня только не торопите, на тот свет я всегда успею, – засмеялся я, неуклюже дотягиваясь до стремян.
Когда мне удалось, наконец, забраться в седло, я увидел, что мои спутники уже гарцуют на лосях, и вопрос стоит только за мной.
– Ну как? Освоился? – спросил меня Велемир, видя, что я подбираю вожжи.
– Вроде как да…
– Тогда в путь! – услышал я команду Чердынцева.
И его лосиха, мягко ступая, послушно двинулась по склону холма к небольшому, поросшему редкой лиственницей, болоту. След в след за ней, повинуясь команде Велемира, двинулась вторая лосиха. Моя Марта, видя, куда направились её сородичи, пошла следом. Все лосиные сёдла были сработаны Велемиром. Они имели стремена и были очень удобными в эксплуатации. Кроме того, они нисколько не раздражали лосей. Было такое впечатление, что лесные гиганты ни их, ни людей, которые сидят в сёдлах, не замечают. Лоси легко шли друг за другом, посматривая по сторонам и прислушиваясь.
– Ну как тебе такая езда? – повернулся ко мне Велемир.
– Как в сказке! – махнул я ему. – Такое впечатление, что всё это – сон.
– Посмотри, они идут шагом, – кивнул Велемир в сторону лосей, – но какая скорость!
– Не меньше десяти километров. Я её чувствую по движению…
– Ты почти угадал.
– Почему почти?
– Потому, что скорость больше, примерно двенадцать километров в час. В таком темпе лоси могут идти сутками.
– А как же питание?
– Через три часа мы остановимся и передохнём. Звери поедят, а мы попьём чай. А потом до вечера.
– Хорошо, как скажешь, – кивнул я Велемиру.
Несмотря на сорокаградусный мороз, на лосе было тепло, как на печи. Встречный ветерок пощипывал щёки, и их приходилось время от времени растирать. На склонах, где снега было немного, лоси переходили на рысь или шли быстрым шагом. В такие минуты приходилось держаться за луку седла или за шею зверя. Но в гору или по ровному месту лоси шли более-менее спокойно, поэтому держаться в седле было не трудно. По дороге мы несколько раз натыкались на лосиные семьи, но наши лосихи на своих диких собратьев особого внимания не обращали. Дикари с удивлением взирали на странную процессию, и по всему было видно, что до них никак не доходит, почему на таких, как они, катаются их злейшие враги – люди. Один раз наш караван натолкнулся на жирующих оленей. Рогачей было сотен пять, а может и больше. Они бродили по крупному болоту между сопками и раскапывали своими копытами снег в поисках ягеля. Увидев нас, оленье стадо собралось в табун и медленно, не торопясь, двинулось вверх по косогору. И тут только я вспомнил о наших собаках.
«Почему их нет рядом с нами? Куда они подевались?» – размышлял я, поглядывая в ту сторону, куда ушло оленье стадо.
– Собаки остались дома, – услышал я голос Велемира. – Их задача – охранять наше хозяйство.
– Как ты узнал, что я о них думаю? – спросил я хранителя.
– Догадался, юноша, когда увидел, что ты глазами кого-то ищешь.
Через час хода на одной уютной поляне мы решили передохнуть. Первым соскочил со своей лосихи Велемир. Он снял с неё недоуздок и спокойно отпустил её в соседние заросли ивы.
– Далеко не уходи, Снежана, – напутствовал он ей. – Нам снова скоро в дорогу…
– Она что, тебя поняла? – удивился я.
– Конечно, – улыбнулся смотритель храма.
– А почему у неё такое странное имя?
– Потому что она родилась в снегопад, вот и всё. Не забудь своей Марте сказать, чтобы она далеко не утопала, – напутствовал он мне.
– А почему не ты?
– Потому что она в твоей команде, а не в моей. – Лоси хорошо чувствуют субординацию.
Через минуту, отпустив Марту, я занялся костром. Чердынцев ножовкой пилил сухостой, я его раскалывал на тонкие щепы и складывал их домиком на утоптанном под костёр месте. Когда вспыхнул огонь, Чердынцев сказал:
– Арии – это не особая сверхраса. Немцы не совсем верно истолковали древнее самоназвание. Ариями всегда считались высокодуховные люди, которые несмотря ни на какие жизненные испытания, всегда осознавали себя частью Творца. Они не относили себя ни к каким религиозным конфессиям, всегда стояли выше всех религий. Арийское надрелигиозное состояние духа отразилось в русских преданиях и сказках. Этот тот самый русский дух, который так не любит Кощей. Ты понимаешь, о чём я говорю?
– Не совсем, – честно признался я.
– Я толкую о чистоте человеческой души, без религиозной и другой идеологической грязи. Чистая душа всегда связана с Создателем напрямую, без всяких посредников в виде жрецов, попов или мул. Это и есть та самая божественность, которую ни современные историки, ни политики не понимают. Когда душа человека является частью души Творца, то такой человек превращается в бога. Мы уже говорили о том, почему русский народ считался народом-богоносцем. Мы русичи не утратили связь с Создателем. Мы не путаем иудо-христианского Иегову и Творца. И обращаемся мы в своей душе не к Иегове, координатору и создателю Системы, а к Творению. Но наша беда в том, что не уберегли своих душ. Что только на них не налипло, столько лжи, грязи и другого идеологического мусора. Этот мусор мешает нам стать теми, кем мы являемся по своей природе – земной частью Творения. Теперь тебе понятен источник нашей силы, дружище?
– Неутраченная связь с Торцом.
– Всё верно. В этом и тайна нашего русского православия. Я тебе расскажу один случай, который произошёл во время войны. Ты когда-нибудь слышал о героях Бреста?
Я кивнул.
– Так вот. В одном из казематов крепости остался последний солдат. У него не осталось ни патронов, ни воды, ни еды. Немецкие солдаты нашли его умирающим от истощения и жажды. Когда они вытащили его из подвала, то ужаснулись. Перед ними лежал обтянутый кожей скелет. На солдате были одни лохмотья, он весь был покрыт ранами и ушибами. Немцы, видя, что он скоро испустит дух, налили в его рот воды, и тогда он открыл глаза. Оглядев врагов, русский солдат прошептал, чтобы к нему привели офицера. Когда подошёл немецкий офицер и спросил, зачем умирающий его позвал, русский боец сказал ему, чтобы он приказал своим поставить его на ноги. «Зачем?» – удивился немецкий офицер. «Я хочу умереть стоя», – сказал ему умирающий. – Как русскому мне хочется посмотреть своей смерти в глаза». Немецкий офицер приказал поднять русского на ноги. Когда он поднялся на ноги, то приказал немецкому офицеру его пристрелить. Не попросил, а приказал. Подобный тон возмутил немца, и он достал свой пистолет. Но русский солдат смотрел на своего врага с таким бесстрашием и достоинством, что тот опустил оружие.
– Я приказываю тебе, стреляй вот сюда! – показал русский на свою грудь, туда, где билось его сердце.
– Почему ты мне приказываешь? – спросил его немец.
– Потому что ты мой враг, и я стою на своей земле, и поэтому приказать ты мне не можешь, можешь только убить. Вот и убей.
Услышав такие слова, немец убрал свой парабелум и, махнув на умирающего рукой, ушёл по своим делам, а немцы-солдаты отнесли русского на траву, положили около него флягу с водой и еду. Несколько дней немцы приходили к русскому и делились с ним всем, чем могли. Потом немецкая часть отбыла на восток, а русского подобрала одна одинокая старушка из Бреста. Она выходила его, и, выздоровев, он подался в партизаны.
– Знаешь, кто это?
– Ну и вопрос! Откуда же мне знать? – удивился я.
Видишь, вот того с бородой, – показал Чердынцев на Велемира, который шёл к костру с охапкой хвороста. – Это этап из его жизни.
Велемир подошёл к костру, бросил на снег хворост и окинул нас вопросительным взглядом.
– Что за «тайная вечеря»?
– Никакой тайны нет, – улыбнулся Чердынцев. – Я рассказываю нашему молодому другу о таинственной русской душе, что означает слово «арий». Что это не признак расовости, а качество человеческой психореакции на вызовы окружающей его реальности.
– Нашёл время для беседы, – покачал головой смотритель храма. – Тут от мороза голова трещит, а он читает душеспасительные лекции.
– Вспомни нашего общего друга, – не обратил внимания на реплику Велемира Чердынцев, – дядю Ёшу. По крови он считался евреем, хотя всем рассказывал, что это не так, что якобы он асир. Но по поведению и отношению к жизни Иосиф был несомненно арием. В материальном – жил в рамках необходимого и достаточного, в духовном – стремился к бесконечности. Сионисты вычислили нашего дядю Ёшу… Правда нам удалось его спасти, точнее то, что от него осталось…
– И как же он теперь?
– У нашего друга сохранилась голова, это главное. И, вообще, хватит о грустном. Видишь, вода уже закипела, пора заварить чай.
Пока я заваривал чай, к костру снова подошёл Велемир с новой охапкой хвороста.
– Это нам на обратный путь, – сбросил он с плеч охапку, – чтобы не рыскать по лесу.
Втроём усевшись возле горящего костра, мы стали пить душистый капорский.
– Интересно, а где наши лоси? – посмотрел я на Велемира.
– Здесь недалеко, в километрах двух или трёх. Там растёт пихтовый стланик, они сейчас на нём.
Я спрашивал про лосей, а сам думал о прекрасном человеке, об арийском еврее, дяде Ёше:
«Как же ты прокололся, дорогой мой? И что с тобой эти изверги натворили?! Нацизм у любого народа один и тот же: везде вбивается в голову национальная исключительность и жестокое отношение к несогласным. Разницы нет, что итальянский фашизм, что немецкий, что украинский, что еврейский – везде одно: если не с нами, то ты враг! Дядя Ёша думал не только о будущем своего народа, он мыслил в масштабе всей планеты… Ладно, что остался жив!»
Я сидя пил чай, а перед моими глазами стояло лицо нашего общего друга. Дядя Ёша смотрел на меня своими добрыми карими глазами и что-то хотел сказать.
– Видишь, куда меня занесло, дорогой ты мой, – сказал я вслух.
– Это ты дяде Ёше? – посмотрел на меня Чердынцев.
– Ему. Кому же ещё?
– Не переживай. Он сейчас у Пасечника, значит, как у бога за пазухой… Зря ты не взял с собой вместо «Сайги» его подарок, бельгийскую двустволку. Он же тебе её подарил для походов.
– Дорогое ружьё по тайге трепать как-то не захотелось…
– Когда поедешь на Колыму и Чукотку «Пипер Боярд» должен быть при тебе. Двадцатка, но по мощи выстрела не уступит любому двенадцатому калибру. Этим ты порадуешь нашего друга.
– А как же он узнает?
– А мы на что? В арийском мире тайн нет, дружище. Мы все объединяемся в единое целое – в единый организм. И ты являешься его частью, только не осознаёшь этого.
Согревшись чаем, мы наскоро позавтракали и стали собираться в дорогу. Пока мы складывали в рюкзаки посуду с продуктами, Велемир вынул из кармана маленький колокольчик и тихо им позвонил.
– Это он созывает наших лосей, – пояснил Чердынцев. – Они скоро появятся.
– Вот это дисциплина! – удивился я.
– Ничего особенного, он их так приучил. Вот возьми сухие грибы. Когда придёт Марта, ты её обязательно угости, – протянул мне связку белых Чердынцев.
И, на самом деле, минут через пять из леса вышла первая лосиха, следом за ней показалась вторая. Последней на поляну выбежала Марта. Увидев в моих руках лакомство, лосиха направилась прямо ко мне.
– На, Марта, ешь! – протянул я ей первый гриб. – Ты умница! Такая огромная и такая добрая!
Я кормил лосиху грибами и любовался её статью и красотой. Марта доела грибы, облизала мои руки своими нежными губами и стала боком, чтобы я вскочил в седло.
Через минуту наш караван снова двинулся в путь. На этот раз мы шли, пробираясь между стволами старого лиственничного бора. Лоси легко обходили деревья, и нам приходилось то и дело пригибаться, чтобы не получить удар по лицу торчащими из стволов сухими ветками.
«Ну и дорога, – думал я про себя. – Интересно, когда эта беда кончится?»
Но вот впереди засветился прогал, и наш караван вышел на кромку неизвестного озера.
И озеро-то не маленькое, – окинул я его взглядом. – А на карте его нет!
– Не догадываешься почему?
– Потому что мы находимся в запрещённой зоне, – подъехал ко мне Велемир.
– Что это за зона такая?
– Есть места на карте страны, которые не афишируются.
– Но ведь всё как на ладони видно из космоса?
– Видно-то, видно, но не для таких как мы. В этом озере масса рыбы, причём ценных пород.
– Ну и что?
– А то, что у подобных озёр кое-кто любит ставить свои дачи.
– Понятно.
– Это камень в мой огород? – засмеялся Чердынцев.
– Да твоё озеро этому в подмётки не годится. Ты распоряжаешься лужей. А здесь видишь, какой простор.
– Здоровое озеро, – согласился Чердынцев. – Но нам сейчас не до любований, иначе к закату солнца не успеем.
И спустившись с берега на лёд, мы, не спеша, стали пересекать озеро.
«Интересно, какая у него глубина, – думал я. – Она должна быть приличной. Кругом сопки, озеро представляет собой наполненную водой впадину».
Угадав мои мысли, Велемир сказал:
– Глубину этого озера никто не мерил, но эвенки говорят, что дна у него нет.
– Как это нет?
– Нет, и всё.
– Такого быть не может.
– Не может, но их в этом не убедить. Поэтому и называют они его Бездонным. И ещё по их рассказам, живёт в этом озере какая-то доисторическая тварь, то ли ящерица, то ли змея. В лунные ночи она выползает на берег. Питается зверюга рыбой, иногда ловит гусей и лебедей.
– Ну и ну! А как же она дышит, если озеро подо льдом?
– Это нам так кажется. На самом деле, в озере не мало мест, где всю зиму не замерзает вода. Полыньи хорошо видны с самолёта.
Проехав несколько сот метров вдоль противоположного берега, мы снова углубились в лес. На этот раз наша дорога шла по небольшому молодому сосняку.
– Это гарь, – пояснил Велемир. – Недавно заросла, за ней начнётся болото. Но бояться его не надо, пройдём лихо – оно промёрзло до дна.
Когда мы пересекали болото, стало смеркаться.
– Ещё немного и мы у цели! – услышал я голос Чердынцева.
– А где мы должны оказаться? Что это за цель?
– Увидишь, не всё сразу! – отрезал Велемир. – Вот за тем леском нас ждёт нечто.
Слова жреца меня заинтересовали, и я во все глаза стал озираться по сторонам, но ничего, кроме сухого лиственничника, вокруг себя не видел. Лоси шли напрямую через заросли, и нам опять приходилось прижиматься к их спинам. Потом мы вступили в живой лиственничник, за которым виднелся сосняк. Когда лес, наконец, расступился, я увидел, что мы подъезжаем к небольшому зимовью.
– Это и есть нечто?! – удивился я. – Старая покосившаяся избушка, только куриных ножек не хватает и бабы Яги со ступой.
– Всё, прибыли! – скомандовал Велемир. – Отпускаем лосей и идём отогреваться.
Мы спрыгнули с сёдел, сняли с лосей упряжь и вошли в зимовье. Избушка оказалась не маленькой. В центре её стояла каменка, вдоль стен –четыре топчана, а у окна – грубо сколоченный из кругляка стол.
Бросив на топчан свой рюкзак, я занялся печью. Через минуту она у меня горела, и в избушке стала подыматься температура.
– Молодец! – похвалил меня Чердынцев, который в этот момент закончил уборку стола. – Давай-ка сходи за снегом, – подал он мне кастрюлю. – Поставим чай и обсудим, что будем делать завтра.
В этот момент в зимовье ввалился Велемир. Не вошёл, а, споткнувшись в три погибели, вполз. На спине он держал какой-то странный, судя по всему, тяжёлый предмет.
– Что это у тебя? – кинулся я к нему на помощь.
– Компьютер, или что-то в этом роде, – прошептал хранитель, аккуратно ставя принесённое на пол. – Вот полюбуйся! Этой хренатени самое малое два миллиарда лет.
– Что?! – не понял я.
– То, что слышал. Ты посмотри, что я принёс!
Я взглянул на принесённый артефакт и не поверил своим глазам. Передо мной было что-то наподобие окаменелой пластиковой коробки. Наполовину она была расколота и внутри неё виднелись какие-то каменные нити и провода.
– Тяжёлая, чёрт, – отряхиваясь, показал на неё Велемир. – Еле донёс.
– Ты что, не мог позвать нас? – посмотрел на него Чердынцев.
– Как видишь, не мог. Думал, сам справлюсь.
– Здоровый же ты мужик, если припёр такую каменюгу! В ней килограмм сто, а то и больше.
– Не знаю сколько, но уверен, что это бывший комп тех тварей, которых мы завтра будем созерцать в подземелье.
– Кого созерцать? В каком подземелье?
– Не всё сразу, юноша. Видишь, перед тобой окаменелая штуковина, которая, судя по всему, на несколько порядков превосходит всё то, что способна воспроизвести наша современная промышленность.
– Не превосходит, а превосходила, – поправил Велемира Чердынцев, разглядывая артефакт.
– А с чего вы взяли, что она такая сложная и передовая? – спросил я. – И кто её сварганил? Что за твари? И почему они торчат где-то под землёй?
– Опять тридцать вопросов. На них мы ответим завтра. А что касается технологий, то сам посмотри: вся эта конструкция представляет собой сложный кристалл. Это не прибор, а нечто совсем другое. Вроде всё разное, но в то же время выглядит как одно целое. Технология, какая нам ещё не снилась…
– Нашли специалиста по технологиям, – проворчал я. – Моё сознание отказывается что-либо понимать. Вижу что-то окаменелое и громадное – вот и всё!
– Понятно, – вздохнул Велемир. – А я думал, что тебя эта штуковина удивит.
– Удивить-то она удивила. Но я не пойму её предназначения.
– Похоже, это искусственный мозг, – сказал Чердынцев. – В прошлый раз мы его вытащили из пещеры и спрятали за зимовьем. Завтра пойдём навестим его хозяев.
– Вы что вытащили эту коробку из чьей-то башки? Ну и калган у его хозяина! Там что в пещере лежит мумия Идолища Поганого?
– Идолища никакого под землёй нет. Но то, что ты завтра увидишь, тебя потрясёт.
– Что же там такое?
– Всё завтра, а сейчас приводим зимовье в порядок и ложимся спать.
– Как у тебя ноги? – обратился ко мне Велемир.
– Стоять, ещё стою, но хожу с трудом, – честно признался я.
– Это с непривычки. После ужина сразу в царство Морфея, – и смотритель храма зажёг на столе толстую парафиновую свечу.
Несмотря на то, что я был крайне заинтригован, от усталости у меня сами собой слипались глаза. Поэтому, наскоро перехватив, я залез в свой спальник и провалился в долгожданный сон.
Когда я проснулся, хранители ещё спали.
– Интересно, сколько километров мы вчера проехали? – задал я сам себе вопрос. – Целый день в седле. А лоси не кони, у них шаг шире.
На столе догорала свеча, печь давно погасла, но в зимовье было ещё тепло. Взглянув на часы, я вылез из спальника и взялся за топку печи. Услышав, как я колю лучину, из спальника выглянул Чердынцев.
– Давай, пошевеливайся! – пробурчал он. – Ходишь, как в штаны наложил.
– Какой же ты ласковый сегодня! – посмотрел я на его улыбающуюся физиономию. – Наверное, во сне увидел хозяев этой окаменелой штуковины, и они тебе сказали спасибо, что вы их ограбили.
– Во сне этих тварей?! Я посмотрю на тебя, когда ты их наяву разглядишь, а во сне…
– Это ведь полный спальник дерьма, – раздался голос Велемира.
– Неужели такие отвратительные?
– Не то слово. Действует и как рвотное, и одновременно как слабительное.
– Ужас! Неужели такое может быть? – засомневался я.
– Когда пойдём под землю, мы тебе глаза завяжем, иначе дело дрянь – запасных-то штанов у тебя нет.
– Надо было меня предупредить.
– Наше упущение. Забыли! – развёл руками Велемир, выпадая из своего спальника. Одно спасение – завязать тебе глаза.
– Или в усмерть напоить, – засмеялся Чердынцев. – Пьяному ведь море по колено! Хотя от того, что ты под землёй увидишь, можно и протрезветь.
– Совсем заинтриговали! Кто там такой?!
– Терпение, дружище, терпение! Сначала надо позавтракать и собраться с силами.
– Жаль нет памперсов, – притворно вздохнул Чердынцев.
– Как у наших космонавтов, – добавил Велемир.
– Неужели и вы туда же, – посмотрел я на погрустневших хранителей.
– Мы ведь тоже люди…
– М-да, – почесал я затылок. – Разыграли вы меня неплохо. Ещё немного, и я поверю.
– Ну всё, хватит шутить, давайте за стол, – скомандовал Велемир. – И будем готовиться к спуску.
Позавтракав, мы взяли из рюкзака Велемира верёвку, три больших военных фонаря, термос с горячим чаем, кусок хлеба и вышли из дома.
– Спуск будет несложный, – сказал, обращаясь ко мне Велемир, – но потребует осторожности и внимательности. Ты пойдёшь вторым, а когда будем подыматься – первым.
– Хорошо! – согласился я. – Как скажете.
Снег был неглубокий, и мы быстро подошли к расщелине.
– Нам сюда! – показал Чердынцев. – Потом немного вверх и сразу вниз.
Он первым втиснулся в расщелину, за ним последовал я, а за мной – Велемир. Попав в темноту, я включил фонарь и медленно, натыкаясь на выступы скал, последовал за Чердынцевым. Видно было, что хранитель в гроте не впервой. Он уверенно поднялся на осыпь и стал привязывать к валуну верёвку.
– Нам сюда! – показал он на чёрную дыру колодца. – Тут недалеко, меньше десяти метров. Но без верёвки никак.
– А дальше там уклон, как в шахте, – подошёл Велемир. – С километр, не больше.
Первым по верёвке спустился Чердынцев, за ним последовал я. Когда мы все трое оказались внизу, Велемир тихо сказал:
– Прошу не шуметь, идти тихо и хорошо смотреть себе под ноги. Здесь много обломков и костей.
– Костей? – удивился я.
– Да, костей. Откуда они здесь не ясно, но их хватает.
Через минуту, освещая фонарями стены и пол, мы не торопясь пошли вниз по уклону. Велемир был прав: на полу лежали довольно крупные валуны и белели кости каких-то невиданных мне зверей. Краем глаза я увидел череп бизона и рядом с ним челюсть мамонта.
– Вот и череп носорога, – показал Чердынцев на что-то рядом с валуном.
– Наверху есть ещё один грот, в него можно попасть из нашей расщелины, – услышал я тихий голос Велемира. – В нём обитали когда-то архантропы, наверное, они здесь и устроили помойку.
– Это было очень давно, если судить по черепам носорогов – более двадцати тысяч лет назад.
Уклон, как мне показалось, мы прошли быстро, хотя, если верить часам, мы тащились по нему более двух с половиной часов. Когда я осветил потолок грота, то увидел колонны спящих зимним сном летучих мышей. Ими был усыпан весь потолок и даже стены пещеры.
– Куда мы идём? – наконец не выдержал я.
– В другую эпоху, – шёпотом сказал Чердынцев. – Погружаемся на два с лишним миллиарда лет прошлого нашей планеты.
– Но этого не может быть! Слои такой древности должны быть намного ниже…
– Ты прав, юноша, – остановился Велемир. – Но здесь миллионы лет назад произошёл тектонический сдвиг. Он поднял из глубин ту часть земной коры, которая была два миллиарда лет назад древней поверхностью нашей планеты. Скоро ты сам всё увидишь.
Мы прошли ещё сотню шагов, и Чердынцев, осветив что-то фонарём, резко повернул влево.
– Это портал – вход в преисподнюю, – услышал я за собой голос Велемира.
Когда я подошёл к тому месту, где скрылся Чердынцев, то увидел лаз в виде пробоины. Как будто кто-то очень могучий ударом чего-то тяжёлого проломил стену каменного уклона и обрушил на пол части выбитой породы. Когда я залез в пролом, то остолбенел. Сознание отказывалось верить: я оказался в гигантской трубе. Труба была огромной, метров тридцать в диаметре, и все стены её были покрыты не то скобами, не то петлями. Странные выступы располагались рядами на равных расстояниях друг от друга. Я во все глаза смотрел на стены и потолок удивительного сооружения и никак не мог сообразить, что это такое. Рядом со мной стоял Чердынцеви и, улыбаясь, наблюдал за моим поведением. Через секунду в трубе появился и Велемир.
– Я вижу ты в порядке? – посмотрел он на меня.
– Где мы? – окинул я волхвов взглядом.
– По всей видимости внутри коммуникационного портала, что-то наподобие лестницы и коридора одновременно.
– И куда мы теперь?
– Вперёд! – сказал Чердынцев. – Только вперёд! Эта хреновина когда-то была освещена, – показал хранитель на длинные белые полосы между скобами. – Но время сделало своё дело. Это уже не металл, – дотронулся волхв до стены, а камень. Металлическим всё только кажется.
Мы мягко шли по гигантской трубе, которая то и дело изгибалась: то уходила вниз, то куда-то вбок, то резко вверх. Когда труба шла вверх, нам приходилось цепляться за скобы и, чтобы перевести дух, часто останавливаться. Наконец загадочная труба приняла форму шахты, и нам несколько метров пришлось спускаться снова на верёвке.
– А сейчас мы где? – спросил я своих спутников, спрыгнув вниз вслед за Чердынцевым.
– А ты посмотри сам! – услышал я его торжественный голос.
Когда я осветил площадку, на которой мы стояли, то был потрясён. И Чердынцев, и Велемир, и я – все мы находились в центре площадки, которая стояла не то на колоннах, не то на постаменте посреди гигантского зала. Площадка казалась металлической, она была серого цвета и диаметром около пятидесяти метров.
– Что это? Что за зал?
– Пойдём, – тронул меня за плечо Чердынцев. – Сейчас сам всё увидишь.
Когда мы подошли к краю площадки, то я чуть не полетел вниз. Лучи наших фонарей высветили ряды сидящих в креслах каких-то ужасного вида тварей. Нелюди были огромного роста. Они сидели на чём-то похожем на кресла, которые стояли рядами от пола до самого потолка. Чудовищ было несметное количество. Все ряды зала ими были буквально забиты.
– Ты посмотри на этих красавцев, – показал на чудовищ Велемир. – Тебе они никого не напоминают?
– Ужас-то какой, – прошептал я.– Похоже, они в каких-то прозрачных скафандрах.
– Не в скафандрах, а особых капсулах.
– Они что, все живые?
От этой мысли внутри у меня всё задрожало.
– Мёртвые! Более двух миллиардов лет, – прошептал Велемир. – Они не просто мертвы, они ещё и окаменели вместе со своими скафандрами.
– Неужели такое возможно?
– Как видишь! Тронь любого из них и убедись сам. Мы находимся в царстве окаменевшего пластика, различных металлов, окаменевшего хитина и плоти.
– А хитин откуда? – удивился я.
– Ты что не видишь, кого скрывают прозрачные капсулы?
– Матерь Божья! Так ведь это гигантские насекомые! – закричал я от ужаса и отвращения. – Только сейчас до меня дошло, что это за твари! А ног-то у них сколько, или лап?
– Восемь, как и у наших пауков или термитов.
– Так ведь это самые настоящие термиты!
– Да-да, термиты! До меня, наконец, дошло, кого я вижу! Но какие они огромные! Мы против них лилипуты…
– Эти твари обладали разумом, мощным и холодным, – задумчиво сказал Чердынцев. – Одна голимая логика без всяких сантиментов.
– Самые настоящие машины.
– Два с половиной миллиарда лет эти твари властвовали здесь на Земле и были уверены, что их силе и власти нет предела. Что ничто не может противостоять их воле. Разумные насекомые поделили между собой территорию планеты и некоторое время между собой ладили. Но потом чувство коллективного эгоизма и расовой исключительности взяло верх над здравым смыслом. Они забыли, что для Создателя являются единым целым и частью его самого. В среде разумных насекомых началась эпоха отрицания Творца и создание богоборчества. В результате вся их цивилизация превратилась в гигантскую раковую опухоль.
– Ты хочешь сказать, что тогда, два миллиарда лет назад, эти вот уроды, – показал я на сидящие в зале в прозрачных саркофагах фигуры, – породили своего Сатану?
– Не антропоморфного, как у нас, а в виде чёрного отвратительного паука или скорпиона, – продолжил за меня Велемир.
– Тогда получается, что Система вечна?!
– Её создаёт жадное до власти, материальных благ и чувственных удовольствий крайне эгоистичное бездуховное сознание. Не важно, кому оно принадлежит, человеку, рыбе или насекомому. Значения это не имеет. Носителями высшего сознания могут быть даже растения или вирусы… Разницы нет, – услышал я голос Велемира.
– И что было дальше? – поинтересовался я.
– Как что? То, что сейчас происходит у нас. По отношению к Творению Система разумных насекомых всех обезличила, а по отношению друг к другу, наоборот – крайне разделила. Что происходит в подобных случаях?
– Война, – вздохнул я.
– Да, война, – кивнул головой Чердынцев. – Война жестокая беспощадная, на уничтожение. Знаешь, что в природе есть нечто, что хуже всякой войны?
– Что же может быть хуже?! – удивился я.
– Хуже всякой войны может быть глобальное поле ненависти. Именно оно порождает войны. Ненависть является причиной войны, и гибель цивилизаций – это всего лишь следствие... – продолжил свою лекцию волхв. – Когда поле тотальной ненависти, рождённое носителями высшего сознания, охватывает звёздный мир, ту часть Вселенной, которая напрямую управляется Творением, то возникает обратная реакция: Создатель, используя мощь звезды или силу планеты, на которой происходит весь этот ужас, стремится от безумия избавить и себя, и Вселенную. Понятно, что с гибелью носителей сознание разрушается до основания, и та сила, которая порождает тотальное разделение и питает поле всеобщей ненависти. Другими словами, если носители сознания сами не в состоянии покончить с Сатаной, то за них это сделает Творение. Но Система уничтожается не сверху, а снизу от своих корней. Корнями же её являются носители высшего сознания, те, кто её породил, и кто питает Систему энергией, – несколько секунд, глядя на меня, хранитель молчал, потом продолжил. – Я думаю, ты понял, что ждёт всех нас, всю нашу сатанинскую богоборческую цивилизацию, если нам не удастся справиться с Системой?
– Ничего себе задача! – прошептал я.
– С нами будет то же самое, что произошло и с ними, – показал Чердынцев на сидящих в креслах окаменелых термитов.
– А как они были уничтожены? Может сами себя кончили?
– И сами себя тоже. Ты, Ванюша, – волхв почему-то снова назвал меня Иваном, – должен знать, что любая звезда и любая планета, которая вращается вокруг неё, имеет мощнейший арсенал против любой сатанинской цивилизации. Если планета начнёт войну против паразитов, которые её оккупировали, то какими бы они сильными ни были, им всё равно крышка! Тем более ей в этом благородном деле очищения поможет и звезда.
– Интересно, что это за арсенал такой? Какое оружие может применить матушка-Земля против нашей рыночной богоборческой цивилизации? – задал я интересующий меня вопрос.
– Арсенал? Да планета может с нами сделать всё, что захочет! Ты не знаешь, юноша, что планета, кроме обычных вулканов, которых на ней сотни, имеет ещё и супервулканы. Это страшное оружие против любой богоборческой цивилизации. Потому страшное, что супервулканы не извергаются, а взрываются. Их взрывы сопоставимы по силе воздействия с падением на Землю гигантских астероидов. Ужас в том, что взрыв одного супервулкана повлечёт за собой взрывы других таких же и интенсивную работу обычных вулканов. Это и цунами, и падение температуры до критической, и ужасной силы землетрясения. Чтобы уничтожить нашу зарвавшуюся паразитическую цивилизацию достаточно взрыва одного Йеллоустоунского гиганта. Но его взрыв повлечёт за собой взрывы других супервулканов. В Чили взорвётся кальдера Пакана, в Индонезии рванёт кальдера Тоба, в Калифорнии сдетонирует кальдера Лонг-Велли, в Новой Зеландии взорвётся вулкан Таупо, в Нью-Мексике кальдера Валлес, всех их не перечесть. Чем страшны супервулканы? Они не похожи на обычные. Это не сопки, а скорее небольшие возвышенности, причём ничем не примечательные. Они видны только из космоса, и далеко ещё не все открыты. Как тебе подобный арсенал?
– Ужас!
– Повторяю, чтобы уничтожить нашу цивилизацию, хватит одного Йеллоустоуна. Теперь до тебя дошло, куда ведёт Система человечество?
– К уничтожению. А эти уроды как гибли?
– Чтобы с ними покончить наша планета лишила себя всего, что могла, даже океанов. Когда поле разделения и ненависти разных видов инсектов атаковало Землю, и на её просторах вспыхнула очередная война, планета вынуждена была бросить против взбесившихся паразитов весь свой арсенал: землетрясения, взрывы супервулканов, работа обычных вулканов, цунами, ураганы, тайфуны, понижение температуры и многое другое. Но цивилизация наделённых сознанием насекомых от всей этой беды начала лихорадочно закапываться в кору планеты и пытаться выжить на дне Мирового океана. И тогда на помощь Земле пришло Солнце. Его протуберанцы уничтожили атмосферу планеты и испарили Мировой океан. Они нагрели Землю до такой степени, что в её коре и даже в мантии прекратилась всякая жизнь.
– А эти что, все поджаренные или высушенные? – показал я на сидящих в саркофагах, покрытых хитином, чудовищ.
– Ни то, ни другое. Мы находимся в гигантском холодильнике, или капсуле спасения. По-видимому, сидящие здесь представляли собой элиту.
– Когда-то они считали себя ею, – проворчал Велемир, освещая своим фонарём бесстрастные морды гигантских насекомых.
– Этот зал был их последней надеждой, – вздохнул Чердынцев. – Они смогли сделать невозможное: умудрились энергию высоких температур перевести в энергию охлаждения. Но борьба со звездой закончилась для них плачевно. Мощное нейтринное излучение достало всю их «малину» даже в мантии. А потом начался процесс окаменения – насыщение атомарными структурами и молекулами минералов всего рукотворного. Нечто подобное ждёт и нашу цивилизацию, если нам не удастся освободить Землю от Системы, тех, кто её поддерживает и накачивает энергией.
– Как же Земля потом снова превратилась в живую планету?
– На возрождение ушло около двух миллиардов лет, то, что в науке названо археем и протерозоем. Вот почему принято считать, что возраст нашей планеты не превышает пяти миллиардов лет. На самом деле, возраст Земли более четырнадцати миллиардов, но об этом знают только единицы. С одной стороны, светлые хранители древних знаний, с другой – те, кто создал Систему и её вершину – библейский проект, – сказал Велемир.
– Когда были снова восстановлены воды Мирового океана, и появилась атмосфера, Творение стало заново наполнять жизнью возникающие экосистемы. Творец-волшебник – сначала он создаёт жизнь полевую, потом, обкатав её в пятимерии, переводит в четырёхмерие и дальше в мир трёхмерия. Знаешь, почему в наше время на Земле не возникает новых видов, хотя экологических ниш пруд пруди? Потому что Творец готовится к уничтожению нашей изрядно надоевшей ему паразитической цивилизации. Если нам удастся изменить её код, обесточить Систему и отправить её на свалку истории, Творение снова заполнит все освободившиеся экологические ниши. Вновь на Земле появятся несметные стада бизонов, табуны большерогих оленей, носорогов и мамонтов. В океане появятся морские коровы и ныне вымершие виды китов. На Мадагаскаре и в Новой Зеландии снова учёные обнаружат эпиорнисов. Всё возродится, юноша, но при одном условии, если человек снова придёт к Творцу. И не как проситель и побирушка, а как равноправный партнёр и единомышленник. Но чтобы подобное произошло, надо не только поверить в Творение, но и познать его суть. Нам же Система навязала воинствующий атеизм, который её стараниями превратился в самый настоящий сатанизм. Чем мы заняты? Всё разделяем и разделяем. Распад, куда ни кинь, везде распад – гниём заживо. Посмотри, что творится: сербы и хорваты, по сути, один народ. Но что мы видим? Один народ ненавидит другой. Система их расколола и стравила. На чём она их поймала? На религиозной идеологии. Одни яйца на Пасху бьют с острого конца, другие – с тупого. Надо же, как это важно!!. Подобное разногласие смывается только кровью, иначе никак! Или взять наших южных русичей, которые дали себе географическое название – украинцы. Откуда у них эта ненависть к москалям? Что им сделал плохого тот, кто не живёт на юго-западе, а предпочитает жить на северо-востоке? Ведь и по генетике, и по культуре и они, и мы являемся одним народом. У нас общая тысячелетняя история и безусловно общие предки.
– Но и в рамках одной нации тоже идёт распад, – перебил Чердынцева Велемир.
– Взять ту же Британию или Соединённые Штаты Америки. Что мы видим? Британская элита живёт своей жизнью, а народ – своей. Её не волнует, что англичан скоро не останется, их вытеснят арабы, индусы и турки. Для лордов и пэров свой народ всего лишь ресурс. Какая разница, какого он будет цвета белого, жёлтого или чёрного? То же самое можно сказать и про Америку – там то же самое.
– Да и про Россию тоже, – вздохнул Чердынцев. – Наша элита временщиков также далека от народа, как и в Германии или Британии. Транснационалы, те вообще с ума посходили. Возомнили себя олимпийцами-богами! Поставили себя выше некуда. Для них государственные управленческие элиты что-то наподобие слуг.
– Одна и та же форма безумия, – высказался я. – Люди помешались на идее своей исключительности.
– И не понимают, что человечество по отношению к Творению – едино. Каждый из нас невидимыми нитями связан друг с другом. Все мы: и папуасы Новой Гвинеи, и меланезийцы, и негритянские пигмеи, и эфиопы, и народы Британии, и украинцы, и москали, и все остальные являемся частью Творения, и поэтому мы обязаны уважать друг друга, помогать друг другу, заботиться друг о друге, и, что самое главное, мы обязаны любить друг друга. До нас никак не доходит, что все жители Земли представляют собой по отношению к Творцу одно целое. Просто каждая земная раса и каждый в ней человек выполняет определённую, возложенную Творением, задачу. Вот и всё.
– Ваше бы понимание тем уродам, которые засели в Белом доме и в палате лордов…
– А ты думаешь, что наши кремлёвские клоуны лучше? Дураков там столько же, сколько и в Лондоне или Вашингтоне…
– Но скоро придёт время, когда их количество начнёт резко уменьшаться, – заверил Велемир.
– Скорее бы!
– Давайте спустимся, – предложил Чердынцев, – и пройдёмся по залу.
– А мы от них, от этих мумий в капсулах, никакой дрянью не заразимся? – спросил я хранителей.
– Это они от нас могут заразиться, – улыбнулся Велемир. – Мы бывали здесь не один раз, и, как видишь, живы. Мощное излучение убило здесь всё. Так что не бойся, пойдём!
Мы спустились с площадки и медленно пошли по залу. Сидящие в саркофагах насекомые возвышались над нами как что-то огромное, непонятное и гнетущее. Глядя на их наклоненные головы и выпученные глаза, я ощущал внутри себя неподдельный ужас.
«Не дай бог эти твари очнутся и восстанут из своей могилы? – думал я. – Их тут несколько сот тысяч, и оружие у них, наверное, не такое как наше. Земные ядерные устройства, жалкие самолёты, ракеты для них, что для нас копья и дубины бушменов или папуасов».
– Они не восстанут! – положил на моё плечо свою руку Чердынцев. – Если даже такое произойдёт, то постараются сразу уйти в космос.
– А что им помешало это сделать тогда?
– Творец, юноша. Он запер их на планете, чтобы избавить от подобных Вселенную. И наша цивилизация тоже заперта. Неужели ты это ещё не понял? Раковую опухоль локализуют, а потом уничтожают. Земная цивилизация только тогда по-настоящему выйдет в космос и достигнет дальних миров, когда осознает себя не послушником Системы, а частью Творения.
– Ты снова прочёл мои мысли или догадался, о чём я думаю? – повернулся я к своему другу.
– Прочёл. Ты опять забыл закрыться, но сейчас это и не надо: и ты должен «слышать» и должны слышать тебя.
– Вот эти, – показал я на монстров.
– И они тоже, – загадочно улыбнулся волхв.
– Не понимаю…
– И не поймёшь. Но потом я тебе всё объясню.
Втроём, освещая путь фонарями, мы медленно подымались по проходу, а справа и слева от нас восседали в своих саркофагах бывшие хозяева планеты. И вдруг где-то в сознании я услышал тихое пощёлкивание и гудки.
– Что это? – остановился я.
– Их передающее устройство, – прошептал Велемир. – Монстры мертвы, но ещё жива волновая система их связи.
– Что толку? Мы же всё равно ничего не понимаем...
– Ты забыл, что наше подсознание знает всё. Попробуй понять, что ты услышал.
– Это не по моей части.
– По твоей. Просто не хочешь включить своё высшее Я.
Широко расставив ноги, чтобы не упасть, я закрыл глаза и максимально расслабился. Щелчки и гудки стали слышнее. И вдруг мне показалось, что вместо пощёлкивания и треска я слышу слова на чисто русском языке: «Услышьте, услышьте, услышьте… Нас поглощает вечность. Помните, помните, помните, реален только Творец. Быть в нём – значит созидать и жить. Отход от него означает смерть. Мы жертвы своей гордыни. Не повторите нашу ошибку… Услышьте…
– Услышал?!
– Может мне показалось? – посмотрел я на Чердынцева.
– Не показалось. Твоё подсознание перевело послание на родной язык. Почему так легко и просто? Потому что наш русский язык является одним из языков космического общения. Его структура и многие его звуковые формы представляют собой общую структуру для многих космических наречий.
– Возможно, ты и прав, – думал я про себя, слушая Чердынцева. – Но мне кажется, что услышанное является плодом моей воспалённой фантазии.
Раздумывая над услышанным, я шёл следом за хранителями, не понимая, зачем и куда мы идём. Наконец подъём кончился, и мы упёрлись в вертикальную стену.
– Посмотри! – показал на неё Велемир. – Видишь, что на ней?
– Сплошные ниши, а из них торчат какие-то коробки приборов. Похожую штуку ты притащил в зимовье.
– Это клетки единого искусственного интеллекта, юноша. Все они когда-то работали как одно целое. Зачем такая мощь, не ясно. Но то, что эти бестии ею располагали – факт.
– Получается, что весь этот огромный зал находился в мощном ментальном поле.
– Добавь менталитет в нём сидящих.
– Не понимаю, зачем такой потенциал? Что-то невероятное. Возможно, защита от чужеродного телепатического воздействия, а может и для ментального нападения.
– Скорее всего, и то, и другое, – сказал Чердынцев. – Только это им не помогло. Сейчас этот зал представляет собой гигантское кладбище, а был когда-то задуман как сверхмощный мозг…
– Ну что, пойдём назад? – предложил Велемир. – Ещё пять-шесть часов, и наши фонари сдохнут.
– Пойдём, – кивнул Чердынцев. – Долго находиться в этом зале нельзя. Он сильно действует на психику.
Через час мы снова поднялись на площадку и вошли в портал-трубу. Когда мы подходили к расщелине, то наши фонари еле светили.
– Под землёй мы пробыли почти сутки, – посмотрел на часы Велемир. – Но время пролетело незаметно.
Выйдя на дневную поверхность, мы поняли, что вернулись ранним утром. Горизонт освещала заря, небо было светлым, но на нём ещё были видны звёзды. Когда мы подошли к зимовью, то увидели, что наши лосихи ушли от него совсем недавно. Вокруг избушки были видны их лёжки и навоз.
– Боятся волков, – показал на следы лосей Велемир. – И правильно делают. Тут их уйма, но они наших лосей знают. Но всё равно наши лосихи их не любят.
...
